Бывший врач-реаниматолог Александр Островский занимается частной медициной с начала 1990-х. Офисы его компании «Инвитро» находятся в шести странах, ее годовой оборот — 20 млрд рублей. Другие проекты Островского — сеть клиник «Лечу.ру» и первая в России частная лаборатория биопринтинга. В интервью Елизавете Осетинской основатель «Инвитро» описал настоящее и будущее здравоохранения в России, прокомментировал меры борьбы с пандемией и рассказал о новых проектах, которые его заряжают. Полную версию смотрите на YouTube-канале «Русские норм!»
«В этой битве не будет выигравших»
— Александр, как бывшего врача хочу вас спросить, что вообще происходит. Обывателям до сих пор не понятно, почему этот вирус такой страшный.
— Вирус достаточно контагиозный, то есть заразный. Очень быстро распространяется. Он достаточно живучий, тяжелый по весу, оседает на поверхностях. Каждый инфицированный заражает порядка 2,5 человек. В одной работе говорится, что даже 5,8. Это много. И сложность в том, что 80% людей болеют, практически не замечая этого.
Поскольку [у заболевших] достаточно быстро развивается пневмония, системы здравоохранения начинают не справляться — лавины пациентов забивают отделения реанимации. Ни одна система здравоохранения в мире не приспособлена под такие эпидемии.
Только очень высокой степенью социального слабоумия можно объяснить то, что люди продолжают выходить на улицу [без острой необходимости]. Очень долго всем говорили: надо сидеть дома, надо изолироваться. Но молодежь не обращает на это внимания…
Есть люди, которые точно не перенесут болезнь. Это приблизительно 1%. Если в большой Москве условно 20 млн человек, если, по ожиданиям, переболеют 60%, легко посчитать, сколько может быть погибших. Надо думать об этих людях.
— Что опаснее: люди на улице — или массовые скопления в общественном транспорте, аптеках, поликлиниках?
— Конечно, места плотного контакта опаснее. Там два способа передачи: воздушно-капельный и контактный. Мы же все время что-то трогаем, потом это что-то трогают другие люди. Я попробовал себя контролировать, но это просто невозможно.
— Но жесткой изоляции достаточно, чтобы снизить число смертей? Чисто математически я не понимаю, как это работает.
— Математическая модель очень четко это описывает. Если в очереди в метро оказываются два-три человека, которые больны или являются носителями, инфекция распространяется моментально. Большинство людей в толпе заразятся и дальше понесут всю эту историю. Карантин — одна из достаточно действенных форм борьбы с эпидемией. Это же не первая эпидемия в мире. И, более того, не последняя.
— «Инвитро» в числе других организаций было предложено делать тесты на коронавирус.
— Мы делаем ПЦР-тесты, которые показывают, есть у тебя вирус или нет. Вирус, как правило, выделяется на определенных стадиях заболевания. Когда появляются симптомы, вы можете найти его в носоглотке, ротоглотке.
Беда в том, что ПЦР-тесты недостаточно чувствительны. Есть ложноотрицательные и ложноположительные результаты. По некоторым данным, при взятии биоматериала из полости рта ложноотрицательные результаты у ПЦР-тестов получаются в 60% случаев. При взятии из носоглотки порядка 32% ложноотрицательных результатов. Считайте, что только в 30% вы получаете более-менее истинный результат. Это снижает диагностическую значимость тестов.
Но я-то считаю, что останавливают пневмонию два процесса: практически тотальное обследование всех, кого можно обследовать, и карантинизация. У каждой пневмонии есть своя математическая кривая, можно очень четко просчитать сроки. Задача здравоохранения — сплющить эту кривую, растянуть ее на как можно большие сроки, чтобы избежать перегрузки отделений реанимации, приемных отделений, больниц в целом. Если каждый день у вас будет по 50 или 20 тысяч человек заболевать, представляете, что произойдет недели через две?
— Не справится система.
— Точно. Либо надо быстро разворачивать военно-полевые госпитали, создавать некие импровизированные клиники (это работает, например, в Нью-Йорке) либо устанавливать на улицах будки, чтобы прохожие сдавали тесты. Сейчас тепло, можно было бы поставить в Москве сотни таких будок. Но для них не хватит тест-систем. Роспотребнадзор пытается ограничивать их количество. Да, действительно, тест-системы могут быть не очень качественные, не апробированные. Но лучше какие-то, чем никакие…
— То, что власти стали закупать импортные тест-системы, это правильно, с вашей точки зрения, или неправильно?
— Я думаю, что это правильное решение. Более того, считаю, нужно было раньше начать их закупать. И еще я считаю, что на пару недель раньше следовало ввести карантин. Но я не эпидемиолог. Это мнение Саши Островского, которое можно свернуть в трубочку и сами знаете куда деть.
— Имеет ли смысл каждому сдавать тест? Или это уже паника?
— В принципе — имеет, конечно. Хотя можно это и паникой назвать. Делать малое количество тестов не имеет смысла. Здесь я согласен с [главным врачом инфекционной больницы в Коммунарке] Денисом Проценко: это только поспособствует распространению заболевания.
Хорошее решение — системы самовзятия. Вы сами дома берете у себя материал, потом, проходя мимо условного офиса «Инвитро», бросаете его в почтовый ящик, идете дальше. [Но раз этого нет, нужно использовать доступные методы.] Как с масками: нет маски — закройте лицо тем, что есть под рукой.
— Какой у ваш прогноз: сколько эта история может продолжаться?
— Конец мая — это реалистично.
— В последнее время мы говорим с компаниями, которые тотально и фатально потеряли выручку, клиентов, потому что для бизнеса этот карантин часто страшнее, чем само заболевание. А есть в медицинской сфере какие-то бенефициары или выигравших вообще нет?
— Я думаю, что в этой битве нет выигравших. Мы сразу сказали, что дадим минимально возможные цены за тесты: порядка 850 рублей. На рынке есть, конечно, тесты и за 2,5 и за 5 тысяч рублей. В принципе любая фантазия возможна — спрос ажиотажный. Но это такие короткие стратегии. У нас достаточно серьезно упала выручка. В отдельных регионах падение до 80%. В среднем, я думаю, где-то 60–70%.
About Author